Аманда заморгала, по-видимому, даже не замечая струившихся по ее щекам слез, не делая даже попытки смахнуть их с лица. Доусон тоже не шелохнулся. Он сидел совершенно неподвижно, ловя каждое ее слово.

— С ее смертью во мне тоже что-то умерло. И мы с Фрэнком после этого долго не могли смотреть друг на друга. Не потому, что злили друг друга, а потому что было больно. Я видела во Фрэнке Бею, а Фрэнк видел ее во мне, и это оказалось… невыносимо. Мы держались с трудом, хотя Джаред и Линн тогда нуждались в нас больше, чем когда бы то ни было. Я стала по вечерам выпивать два-три бокала вина, пытаясь забыться, а Фрэнк пил еще больше.

Наконец я поняла, что это не помогает, и остановилась. Фрэнку это сделать оказалось сложнее. — Аманда прервалась, потерла переносицу: эти воспоминания вызвали знакомую головную боль. — Он не смог остановиться. Я решила, что рождение еще одного ребенка сможет его излечить, но и это не помогло. Он алкоголик, и последние десять лет проживает свою жизнь лишь наполовину. А я уже дошла до той точки, когда не знаю, как ему помочь.

Доусон сглотнул.

— У меня нет слов.

— У меня тоже. Я постоянно повторяю себе, что, если бы не смерть Беи, ничего подобного с Фрэнком бы не случилось. Но потом начинаю сомневаться: а нет ли и моей вины в его падении? Ведь я причиняла ему боль, обделяя своей любовью. И это началось уже давно, еще до рождения Беи.

— В этом нет твоей вины, — сказал Доусон как-то не очень уверенно. Аманда отрицательно покачала головой.

— Ты очень добр ко мне, хотя формально ты прав. Но он ведь пьет, оттого что хочет забыться, убежать от чего-то, скорее всего от меня. Он знает, что я раздражена и недовольна, и, как бы он ни старался стереть прошедшие десять лет, полные боли и страданий, это невозможно. А кому захочется с этим жить? Особенно если это связано с любимым человеком? Если ты хочешь лишь одного — чтобы человек, которого ты любишь, так же любил тебя.

— Не надо, — сказал Доусон, перехватывая и удерживая ее взгляд. — Нельзя брать на себя вину за его проблемы.

— Это слова человека, который никогда не был женат. — Аманда криво улыбнулась. — Скажу одно, что чем дольше я живу в браке, тем яснее понимаю, что в жизни нет ничего однозначного, не бывает только черного или только белого. Я не говорю, что наши семейные проблемы исключительно моя вина. Ведь существует масса промежуточных оттенков. Никто не совершенен.

— Твои слова мне напомнили сеанс у психотерапевта.

— Возможно. Через несколько месяцев после смерти Беи я дважды в неделю стала ходить к психотерапевту. Не знаю, как бы я без него выжила. Джаред и Линн тоже к нему ходили, правда, не так долго. У детей, наверное, воля к жизни сильнее.

— Тебе виднее.

В растерянности Аманда уперлась подбородком в колени.

— Я никогда не рассказывала Фрэнку о нас.

— Вот как?

— Он знал, конечно, что у меня в школе был парень, но не предполагал, насколько у нас все было серьезно. И родители хотели, чтобы ничто не выплыло наружу. Они считали эту историю семейной тайной. Когда я сообщила матери, что помолвлена, она вздохнула с облегчением. Правда, не от радости. Моя мать вообще ничему не радуется — как видно, считает это ниже своего достоинства. Но если тебе от этого станет легче, скажу, что имя Фрэнка мне приходилось ей напоминать. Дважды. Тогда как твое имя…

Рассмеявшись, Доусон вдруг резко умолк. Аманда сделала глоток вина, которое горячей волной побежало по ее горлу.

— Сколько же произошло всякого с тех пор, как мы с тобой виделись последний раз, — тихо проговорила она, почти не замечая чуть слышную музыку.

— Произошла жизнь.

— Больше, чем просто жизнь.

— Что ты имеешь в виду?

— Все это. Поездку сюда, встречу с тобой. Было время, когда я верила, что все мои желания могут исполниться. Давно я такого не чувствовала. — Аманда повернулась к Доусону. Их лица разделяли какие-то несколько дюймов. — Как ты думаешь, у нас бы все сложилось, если бы мы уехали и стали жить вместе?

— Сложно сказать.

— Ну а если предположить?

— Думаю, сложилось бы.

Аманда кивнула, ощутив, как что-то надломилось у нее внутри после его слов.

— Мне тоже так кажется.

Порывы шквалистого ветра на улице волнами гнали дождь, который стучал в окно, словно кто-то бросал в него пригоршнями гальку. Тихо играло радио — музыка другой эпохи, сливавшаяся с размеренным ритмом дождя. Тепло комнаты окутывало словно кокон, и Аманда почти поверила, что за ее пределами ничего нет.

— Ты был таким стеснительным, — пробормотала она. — Когда мы в школе попали в одну пару, ты рот боялся раскрыть. Я все намекала, ждала, когда же ты меня куда-нибудь пригласишь, гадала, произойдет ли это когда-нибудь вообще.

— Ты была красавица, — пожал плечами Доусон. — А я пустое место, вот и робел.

— И до сих пор робеешь?

— Нет, — ответил он, но потом задумался, и на его лице обозначилась улыбка. — Ну разве немножко.

Аманда подняла бровь.

— Я могу что-то сделать в этом направлении?

Доусон взял ее руку и, рассмотрев ее со всех сторон, отметил про себя, как эффектно она смотрится рядом с его рукой. Это в очередной раз напомнило ему, чего он когда-то лишился.

Неделю назад он был всем доволен. Не счастлив, конечно, возможно, немного одинок, но доволен. Он понимал, кто он такой, и знал свое место в мире. Одиночество не тяготило его, это был его сознательный выбор, и даже сейчас — тем более сейчас — он не сокрушался о своей жизни, поскольку никто и никогда не мог бы занять место Аманды раньше и никто не займет его в будущем.

— Потанцуешь со мной? — наконец предложил он.

— Хорошо, — едва улыбнувшись, ответила Аманда.

Доусон поднялся с дивана и мягко помог подняться ей. Ноги плохо держали ее, однако они двинулись в центр тесной комнатушки. Звуки музыки наполнили комнату томительным ожиданием, и какое-то мгновение они застыли в растерянности, не зная, что делать. Аманда ждала, глядя в непроницаемое лицо Доусона. Наконец он положил ей руку на бедро и притянул к себе. Их тела соприкоснулись. Аманда прильнула к его твердой груди, и они медленно начали свой танец. Как хорошо было с Доусоном. Аманда вдыхала его запах, чистый и естественный — как раз таким она его помнила. Ее тело касалось плоского живота и сильных ног Доусона. Закрыв глаза, Аманда склонила голову ему на плечо. Она ощутила желание и вспомнила о той ночи, когда они впервые занимались любовью. Тогда ее, как и сейчас, сотрясала дрожь.

Песня закончилась, но они продолжали сжимать друг друга в объятиях, пока не началась следующая. Аманда ощущала жаркое дыхание Доусона у себя на шее и вдруг почувствовала, как он выдохнул, словно получив облегчение. Его лицо еще ближе склонилось к ней, и Аманда резко откинула голову назад, желая, чтобы этот танец никогда не кончался. Она хотела, чтобы они никогда не расставались.

Сначала Доусон ласкал ее шею губами, потом легко коснулся ее щеки. В голове Аманды эхом прозвучало предостережение, на которое она не обратила внимания, поскольку всей душой жаждала легкого прикосновения его губ.

Наконец они поцеловались. Сначала это был неуверенный, робкий поцелуй, который перерос в более страстный, слоено они старались наверстать упущенное за долгие годы. Аманда чувствовала на себе руки Доусона, и когда их тела наконец разъединились, Аманда думала лишь о том, как долго она мечтала об этом. Тосковала по нему. Она посмотрела на Доусона из-под полуопущенных век, желая его так, как никого в жизни не желала, всего его, здесь и сейчас. Почувствовав ответную страсть Доусона, она почти предопределенным движением поцеловала его еще раз и повела за собой в спальню.

13

День выдался дрянь. Начался дерьмово, так же продолжился и так же дерьмово закончился. И погода была гнусная. Эби казалось, что он умирает. Дождь лил не переставая много часов кряду, рубашка Эби промокла насквозь, и его, несмотря на все старания, продолжало лихорадить.